Я пишу странные вещи...

Эх, мне надо бетить главы эпиков, надо читать книги по матчасти. А я пишу всякие странные мини...

Название: Мотыльки
Фандом: Хеталия
Персонажи: Гилберт\Елизавета, на фоне мелькают Ваш, Людвиг и Родерих
Рейтинг: PG-13 (в кой то веки!)
Посвящение: прекрасным барышням  Anna&Kit2000. Идея истории целиком и полностью принадлежит им, я лишь воплотила ее на бумаге.
От автора: Это странное АУ. Просто попытка взглянуть на персонажей с другой стороны, поместив их в другую среду. Отсюда - дикий ООС, очень-очень дикий ООС. Я честно предупредила!
Историчности тут нет ни грамма. И вещь действительно очень странная.
читать дальше
- Вы негодяй и подлец! – выкрикнул молодой граф Ваш Цвингли.
Гилберт небрежно затянулся и выдохнул ему в лицо облако сизого дыма.
- Ага, подлец, негодяй и редкостная скотина, - со вкусом произнес Байльшмидт.
- И вы еще смеете этим гордиться?! – задохнулся от возмущения Цвингли. – Устыдились хотя бы для приличия! Мерзавец! Вы соблазнили и обесчестили мою сестру…
- Вы столько лет держали ее взаперти, неудивительно, что, вырвавшись на свободу, бедняжка радостно отдалась первому встречному… А то, что им оказался я, чистая случайность, - Гилберт зажал между зубов дорогую кубинскую сигару и ухмыльнулся.
Ваш побагровел, затем побелел.
- Да вы… вы…
Он сорвал с руки белоснежную перчатку и швырнул Байльшмидту в лицо.
- Завтра, в десять утра. Место уточню позже. Или может, вы ко всему прочему еще и трус?
Гилберт медленно вытащил изо рта сигару, стряхнул пепел на соскользнувшую на пол перчатку.
- У меня множество пороков, но трусость в их число не входит.
- Отлично! – Цвингли высокомерно вскинул голову и, печатая шаг, покинул курительную комнату.
Вскоре и Гилберт вернулся в бальную залу, где кружились в вальсе пары, а кичащиеся драгоценностями и нарядами сливки общества обсуждали последние новости. Байльшмидт подхватил с подноса официанта бокал вина и направился к дальней стене. Шлейф шепотков преследовал его на всем пути. Дамы прикрывали губки веерами и округляли глаза в наигранном испуге, а затем украдкой слали Гилберту кокетливые улыбки. Их кавалеры кривились, громко порицая очередную выходку «этого несносного Байльшмидта». Он даже не сомневался, что теперь его репутация испортилась еще больше. И веселился. Гилберту нравилось своим бунтарским поведением отвешивать светскому обществу крепкие пощечины. Он буквально кричал: вот, смотрите, какой я неправильный, не желающей подчиняться вашей ханжеской морали, за которой прячется гниль.
Наследник древнего рода прусских герцогов Гилберт был известен как блестящий офицер, герой войны с Францией*, кавалер нескольких орденов. И одновременно – бретер, кутила, пьяница и редкостный бабник. Хотя он был не из тех галантных франтов, которые очаровывают женщин, наоборот, он вел себя с ними так нагло и развязно, что любой благовоспитанной даме в пору было упасть в обморок от шока. Но они, напротив, слетались к нему, как мотыльки на огонь. Юные барышни, замужние фрау, молодые вдовушки – никто не мог устоять перед его обаянием: неизменной чуть самодовольной усмешкой и хитрым прищуром рубиновых глаз. А он ломал им крылышки и выбрасывал. Гилберт не жалел всех этих женщин. Их чувства были столь же фальшивы, как и породивший их яркий картонный мир светских салонов. Они хотели повеселиться, разогнать скуку интрижкой с необычным мужчиной.
«Ах, альбинос, это так пикантно! Говорят, что он опасен, ох, ох...»
Так почему он должен был с ними цацкаться?
Гилберт встал у стены, пригубил вино и обвел равнодушным взглядом зал. В этом сверкающем царстве порока не было ничего настоящего.
- Значит, вы и есть знаменитый Гилберт Байльшмидт? – раздался вдруг мелодичный голос откуда-то сбоку.
Гилберт обернулся. К нему подошла стройная девушка в темно-зеленом бархатном платье.
«А вот и новый мотылек…»
Он окинул ее привычным оценивающим взглядом. Девушка была не из тех поразительных красавиц, при виде которых перехватывает дыхание и сердце стучит как бешеное. Просто миловидная, не более. Гилберт отметил правильные черты лица, молочно-белую кожу, волнистые локоны, медным водопадом спадавшие на спину. И глаза. Цвета молодой весенней зелени. Они светились изнутри, словно в глубине зрачков водили хороводы солнечные зайчики. А может, вовсе и не зайчики, а коварные чертенята? Байльшмидт вздрогнул, удивляясь, откуда пришла такая ассоциация, и поспешно перевел взгляд с лица девушки чуть ниже. Надо же было осмотреть самое важное, верно?
Ее платье с модным в этом сезоне глубоким декольте и широкими, украшенными розами бретельками, открывало взору тонкие, изящные руки, покатые плечи и даже чуть обнажало высокую грудь.
«Недурно, очень даже», - мысленно прищелкнул языком Гилберт, живо дорисовывая в воображении то, что скрывала ткань.
Он решил, что девушка определенно стоит его внимания, и соизволил заговорить.
- Да, тот самый Великий и Ужасный герцог Байльшмидт к вашим услугам, - он шутливо отсалютовал ей бокалом. – И раз уж вы меня знаете, может, представитесь теперь сами?
- Елизавета Хедервари, - она едва заметно улыбнулась и присела в реверансе.
Гилберт на мгновение задумался: фамилия показалась ему знакомой и к тому же звучала весьма странно.
- О, вы из Венгрии, - понял он.
Она как-то странно усмехнулась.
- Надо же, вы первый, кто при знакомстве не вспомнил сразу же моего знаменитого отца.
- А он настолько знаменит? – выгнул бровь Гилберт.
- Он довольно известный политик, бан Хорватии*, - эта фраза в устах Елизаветы прозвучала без тени гордости, скорее как констатация факта, причем неприятного.
- Я не интересуюсь политикой, - равнодушно пожал плечами Байльшмидт. – Это слишком скучно.
«И грязно».
- А чем вы тогда интересуетесь? – у Хедервари был почти по-лисьему хитрый прищур.
- Охотой, - Гилберт ухмыльнулся, окинул вырез на платье Елизаветы откровенно непристойным взглядом. – На крупную дичь.
Сейчас ей следовало жеманно рассмеяться, кокетливо взмахнуть ресницами и отпустить какую-нибудь фривольную фразу. Или потупиться и покраснеть. В зависимости от степени испорченности. Но она не сделала ни того, ни другого. Елизавета лишь тихо хохотнула.
- И я тоже люблю. На оленей особенно. Хотя на мелкую дичь тоже интересно.
Гилберта сбил с толку такой поворот беседы, но он быстро взял себя в руки.
«Наверняка это новая бабская уловка. Поддержать разговор на мужскую тему, порадовать этого идиота. Как же… А сама ведь живого зверя в глаза не видела».
И Байльшмидт, решив подловить Елизавету, принялся с невинным видом засыпать ее такими вопросами, которые смог бы понять только бывалый охотник. В ответ он неожиданно получил полный восторга рассказ о новом карабине, подаренным дедом, о своре гончих и лосе «воот с такими рогами». А затем Гилберт вдруг поймал себя на том, что уже непринужденно болтает с Хедервари, совершенно забыв о язвительной маске, за долгие годы ставшей почти лицом. Елизавета была такой естественной и простой, что рядом с ней Байльшмидту невольно тоже захотелось быть самим собой. И самое необычное – она не наскучила ему за первые пять минут разговора, как другие женщины.
- О вас ходит столько жутких слухов, я ожидала, что вы будете гораздо хуже, - с поразительной честностью произнесла Елизавета, когда они закончили обсуждать прусско-австрийские войны в 18 веке (Гилберт сам не понял как до такого дошло, и как он вообще мог позволить первой встречной девице докопаться до своего вполне серьезного увлечения военной историей).
- Слухи всегда преувеличивают, - пробормотал он, старательно призывая свой куда-то испарившийся сарказм вернуться.
- Верно, молве верить не стоит, - Елизавета отвела взгляд, принялась нервно теребить в руках веер.
Настроение всего минуту назад весело смеявшейся Хедервари переменилось в одночасье.
- Черт, глупая затея, - прошептала она, словно говорила сама с собой. А затем посмотрела Гилберту прямо в глаза, и он ясно увидел в зеленой глубине чувство вины.
- Простите…
Елизавета резко развернулась и поспешила прочь, почти мгновенно затерявшись в толпе гостей.
- А… э… - только и смог выдавить Байльшмидт, глупейшим образом протянув руку ей вслед. – Куда?
Он ничего не понимал.
«И что это было? Странная девица…»
Но Гилберт вынужден был признать, что она его заинтересовала. При его пренебрежительном отношении к людям это было большим достижением. Мысли о Елизавете захватили его целиком, настолько, что он едва не забыл про дуэль с Цвингли.
В итоге Байльшмидт опоздал почти на час, да еще и вынужден был взять в качестве секунданта брата Людвига, который всю дорогу изводил его лекциями на тему легкомысленного разбрасывания жизнью. Но странное дело – впервые Гилберт был готов с ним согласиться. Он всегда любил риск, в сражениях лез в самое пекло, дрался на дуэлях едва ли не каждый месяц. Но сейчас вдруг остро осознал, что не хочет умирать. По крайней мере, до тех пор, пока не разгадает загадку по имени Елизавета Хедервари.
Гилберту повезло, судьба хранила его. Цвингли, слывший метким стрелком, так кипел от злости, что она застлала ему глаза, и Ваш промахнулся. А Байльшмидт, которому было уже все равно, просто выстрелил в воздух. И поспешил уйти, не обращая внимания на летящие в спину проклятья Цвингли. Его гораздо больше возможности поиздеваться над графом занимал вечерний прием, где он надеялся увидеть Елизавету.
На самом деле Гилберт ненавидел приемы, ходил туда лишь для того, чтобы эпатировать высокородную публику. Он вообще не жаловал чопорную Вену, приехал сюда навестить многочисленных родственников, только сдавшись под напором настойчивых уговоров Людвига, и собирался удрать как можно скорее. Теперь же Байльшмидт кардинально поменял свои намерения. Он старательно посещал любые светские мероприятия: балы, пикники, театры. И выискивал в толпе девушку с глазами цвета свежей зелени. Но Елизаветы нигде не было. Пару раз он вроде бы видел ее фигуру, волну медных волос. Но стоило ему броситься следом, как она исчезла, и Гилберту все больше казалось, что он гоняется за призраком. Однако Байльшмидт отличался редкостным упрямством, не собирался отступать и уже подумывал, а не попытаться ли нанести визит в венский особняк семьи Хедервари. В конце концов, наглости ему было не занимать.
В его коварные планы вмешался Людвиг, в воскресенье почти силой потащив Гилберта в гости к их троюродному брату Родериху Эдельштайну. Байльшмидт его на дух не выносил, родственник платил ему тем же, но визит вежливости нанести было необходимо.
Пока Людвиг и Родерих обменивались любезностями в холле, Гилберт, не дожидаясь приглашения, бросил на руки слуге сюртук, и, велев принести коньяка, прошел в гостиную. Он вознамерился испортить настроение кузену как можно сильнее. Например, проредить его запасы дорогого спиртного.
Гилберт влетел в комнату и тут же замер.
Он никак не ожидал увидеть в доме Родериха ее.
Елизавета сидела на диване, аккуратно сложив на коленях руки и устремив в пространство пустой, отсутствующий взгляд.
- Надо же какая встреча! Фройляйн Хедервари! – голос прозвучал сипло, но Гилберт постарался успокоиться. Не хватало еще, чтобы эта девица догадалась, как отчаянно он ее искал. Он ведь и сам не понимал, зачем так гнался за ней. Словно ребенок с сачком за диковиной бабочкой.
- Не ожидал вас увидеть в таком месте, - теперь уже он говорил в своей обычной насмешливой манере, чуть растягивая слова. – Неужели вы знакомы с моим драгоценным кузеном Родди?
Елизавета вздрогнула, только сейчас заметив его присутствие.
- Так значит, вы родственники, - шепнула она.
- О да, хотя в это мало кто верит с первого раза, - ухмыльнулся Гилберт, присаживаясь на диван рядом с ней, настолько близко, что это уже становилось неприличным. – Может, расскажете, почему вы так быстро убежали от меня на том вечере? Мне казалось, мы вполне приятно побеседовали. Если честно, я даже собирался пригласить вас на охоту в наши семейные владения в Бранденбурге…
- Звучит просто замечательно, но боюсь, мои родители были бы категорически против, - Елизавета через силу улыбнулась. - Они были недовольны, что я общалась с…
Она замялась, подбирая слова.
- С личностью, рядом с которой порядочной девушке даже стоять не стоит, - закончил за нее Гилберт.
- Примерно так, - Хедервари криво усмехнулась. – Хотя отец использовал несколько другие выражения и запер меня в доме на несколько дней в качестве наказания…
Елизавета бросила быстрый взгляд на дверь, к чему-то прислушалась, а затем вдруг придвинулась ближе к Гилберту.
- Знаете, я много думала о вас все это время…
Изящные руки обвили его шею, пальчики с неловкой нежностью погладили жесткие белые волосы. Елизавета глубоко вздохнула, точно собиралась прыгать с головой в омут, резко подалась вперед и поцеловала Гилберта. Неумело ткнулась губами в его рот, явно впервые делая что-то подобное. В первую секунду он оторопел, хотя за много лет уже привык к женщинам, не стесняющимся делать первый шаг. Но тут было что-то другое. Что-то далекое от обычной интрижки. Теплое чувство, всколыхнувшееся в омертвевшей душе. Новое и непонятное.
Но удивление прошло, и вот уже одна рука скользнула на тонкую талию, другая погрузилась в мягкий шелк кудрей. И Гилберт властно привлек Елизавету к себе, углубляя поцелуй, показывая ей, как правильно.
Она покорно следует за ним, позволяя ему вторгаться влажным языком в ее рот, кусать мягкие губы. От нее пахнет яблоками и свежестью весеннего утра. Она дрожит всем телом, прижимается к нему сильнее, и оказывается, что она не носит так раздражающий его в женских нарядах корсет. И он чувствует через ткань своей рубашки и ее легкой блузки, как твердеют соски на упругих девичьих грудях.
Скрип двери. Голоса.
- Гилберт! - изумленный возглас Людвига.
- Ф…фройляйн Елизавета… - задушенный вздох Родериха.
С трудом Гилберт оторвался от Хедервари, обернулся к двери, где застыли его брат и кузен. Людвиг покраснел до корней волос, Эдельштайн тоже, но не от смущения, а от злости.
- Так это правда, - прошипел Родерих. – А я не верил сплетням, думал, что изысканная, респектабельная девушка вроде вас, фройляйн, не опустится до отношений с таким…
Здесь он с трудом проглотил ругательство, не приличествующее настоящему аристократу.
- Одиозным типом, как мой кузен… Что ж, вижу, вы сделали свой выбор. Я расторгаю нашу помолвку! Постарайтесь как можно быстрее покинуть мой особняк.
Родерих развернулся на каблуках и стремглав вылетел за дверь. Людвиг потоптался немного на месте, но затем решился и побежал следом. А Гилберт перевел недоуменный взгляд на Елизавету.
- Какого черта? – сейчас ему было не до вежливости. – Ты помолвлена с Родди?
Елизавета была бледна, как полотно. Ее губы дрогнули, казалось, что она вот-вот заплачет. Но затем Хедервари стиснула зубы, расправила плечи и твердо встретила взгляд Гилберта.
- Была помолвлена. Теперь, слава Богу, все закончилось.
Байльшмидт соображал достаточно быстро, чтобы понять, в чем дело.
- Ты использовала меня, - прорычал он, стискивая кулаки.
- Да, я поступила подло, - она покаянно опустила голову. – Мои родители мечтают породниться с каким-нибудь знатным австрийским родом и пытались сватать меня за Родериха. Но я не хотела выходить за него… Он такой холодный, чопорный… Жизнь с ним стала бы мукой, он посадил бы меня в клетку из правил и запретов… Поэтому я подумала, что если испорчу свою репутацию, то он откажется от меня…
- И кто подходит для порчи репутации лучше, чем скандально прославленный Байльшмидт! – едко рассмеялся Гилберт.
- О да… Мне рассказывали, что вы чуть ли не дьявол во плоти. И я решила, что одного пребывания в вашем обществе уже будет достаточно, чтобы упасть в глазах Родериха. Но… - голос Елизаветы дрогнул. – Вы оказались совсем не тем страшным монстром из историй. Мне стало стыдно за мою глупую затею и за то, что я хотела втянуть в нее вас. Поэтому я ушла тогда на балу. А буквально вчера отец пока еще неофициально объявил о нашей с Родерихом помолвке. Я совсем отчаялась и, когда сегодня увидела вас…
Она развела руками, беспомощно улыбнулась.
- Хотя вам ведь от этого хуже не станет, - в улыбке вдруг появилась нотка горечи. – У вас было столько женщин… столько скандалов… Для вас это просто еще один штрих к темному образу… А для меня…
Она резко встала, присела перед Гилбертом в реверансе.
- Простите еще раз. И спасибо за помощь. Думаю, мы больше не увидимся.
Елизавета вышла из комнаты, и он молча проводил ее тяжелым взглядом.
- А вот тут ты ошиблась, дорогуша, - шепнул он. – Увидимся. Обязательно.
Байльшмидта обуревали противоречивые чувства. Он злился от мысли, что его – его! – так использовали. Одной его половине хотелось немедленно догнать Елизавету, с силой вдавить в стену прямо в коридоре особняка Родериха и наглядно продемонстрировать, что бывает с теми, кто смеет играть с ним. Но в то же время она не была похожа на обычную интриганку. Таких светских львиц, любящих вертеть чужими жизнями ради того, чтобы поразвлечься, он повидал немало. Елизавета была не из их числа, в ней было слишком много искреннего, настоящего. И в поцелуе ее не было лжи. А эти ее последние слова… Она заинтриговала Гилберта еще сильнее. Для него она стала почти вызовом, и он собирался его принять.
Медленно-медленно его тонкие губы растянулись в поистине дьявольской усмешке.
- Теперь ты от меня не отделаешься… Лизхен.
Привлеченные светом мотыльки бесстрашно летят на огонь, чтобы ярко вспыхнуть, переживая краткий миг блаженства.
Вот только кто же из них двоих на самом деле был мотыльком?

*Франко-прусская война 1871-года. Действие фика происходит где-то в 80-х.
* отсылка к Карою Куэн-Хедервари